Интересно, что создали американцы, воздвигая небоскребы: высоту или бездну? Боюсь, что с небоскребов намного чаще бросаются вниз, чем любуются окружающим видом.

Одно из свойств высоты – смотреть на еще большую высоту. Например, с гор мы смотрим на небо. С небоскребами все по-другому: туда залезаешь именно для того, чтобы взглянуть на то, как мала внизу земля. Как малы все строения, все предметы, превратившиеся в игрушечные.

В этом проявляется, может быть, качество современного человека, стремящегося обладать всеми этими игрушки. То есть небоскреб – это изменение масштаба. Это попытка присвоить себе землю. Превратить ее в детский конструктор. А людей – в насекомых. По аналогии с чертовым колесом, их следовало бы назвать «чертовыми башнями». И кто знает, может быть, в них действительно есть что-то чертовское?

Но ничего общего в них нет с горами. Ибо горы – это возвышенности, а тут пропасть.

Когда смотришь с городских небоскребов вниз и по сторонам, то видишь зубья более меньших домов. Они вырастают из города, как зубы какого-то исполинского дракона.

Кингконговщину и великанические явления в американских городах порождают вот эти гигантские строения: до них невольно хочется дотянуться лапой. С ними хочется стать вровень. Это и создает в сознании американцев (а, возможно, не только в сознании) таких чудовищ, как Кинг-Конг.

Рост такой великанической урбанистической цивилизации ведет и к титаническим взрывам. Терроризм – это свойство городов, а гигантский терроризм – свойство гигантских городов. Ибо, как только появляется высотная башня в триста метров, к тому же стоящая прямо, как игла, невольно в сознании возникает искушение: а вот что было бы, если бы она рухнула.

Чтобы прокрутить у себя в голове такой вопрос, кстати, не нужно обладать ментальными качествами террориста. Этот вопрос приходит автоматически всем. Ибо он связан с самим видом этих башен, воссоздающих в человеческом сознании архетип Вавилонской башни, рухнувшей из-за дьявольской гордыни ее строителей.

Все рукотворное, устремленное ввысь, вознесенное над масштабами, соизмеримыми с человеком, есть явное или подсознательное стремление уравняться по мощи с Творцом. Поэтому, глядя даже на очень высокую гору, творение Божье, никогда не появляется желание взорвать ее, а вот глядя на высокий небоскреб, такая мысль вполне может придти. Потому что всякая гордыня возносится ввысь, к небесам, но смотрит при этом вниз, в пропасть – туда, куда ей суждено рано или поздно пасть, как пал Люцифер.

Все же, что создали американцы – высоту или пропасть?

Андрей Новиков,